Читать интересную книгу Межгосударство. Том 2 - Сергей Изуверов

Ну да эдак ещё можно к ней невольно

пристраститься.

Филипп фон Гогенгейм: Правильно, вы, господин окольничий, уже и пристрастились.

Фёдор Шакловитый: Ещё никто и никогда не подозревал меня в вольнодумии.

Филипп фон Гогенгейм: Сочувствую вам.

Фридрих Шиллер: Примите мои соболезнования.

аль-Курайши: Мне жаль тебя.

Пауль фон Фейербах: Вы достойны жалости.

Каспар Хаузер: Герр фон Фейербах, о чём вы?

Бабушка Гитлера: Господин Гюйгенс, как вы полагаете, кто в этом гробу?

Христиан Гюйгенс: Что значит полагаю? Я полагаю, что это известно всем и сей вопрос не требует никаких предположений.

Бабушка Гитлера: И всё-таки?

В это время Имхотеп бросает гроб и отстаёт от процессии.

Бабушка Гитлера: Видите? Подумайте хорошо.

Христиан Гюйгенс: Я понимаю к чему вы клоните, однако не уверен…

Бабушка Гитлера: Это хорошо, что вы засомневались.

Христиан Гюйгенс: Вам бы быть церковником.

Бабушка Гитлера: Я бы тоже хотела, чтоб там лежали части универсальной катапульты, которая умеет жечь солнечными лучами и стрелять бомбами на три полёта птицы, однако там не она.

Христиан Гюйгенс: Вы верно убеждены?

Бабушка Гитлера: Взгляните вокруг, вы полагаете им всем есть дело до такой катапульты? В таких пристрастиях с большой натяжкой я могла бы заподозрить разве что Имхотепа, однако его с нами больше нет.

Христиан Гюйгенс ещё некоторое время идёт в задумчивости, после чего бросает гроб и уходит в сторону замка.

Бабушка Гитлера: Николай Васильевич, а вы как думаете, что там всё-таки?

Николай Гоголь: Вообще-то я думал, что там я.

Бабушка Гитлера: В таком случае, сообразите сами, вы бы стукались частями вашего тела о стены.

Николай Гоголь бросает гроб.

Фридрих Брокгауз: Начинаю подозревать, что там и не книги, которые мы спасаем от нападающих.

Бабушка Гитлера: Вы весьма прозорливы.

Фридрих Брокгауз бросает гроб.

Мефодий Дёмин: Однако становится тяжеловато.

Бабушка Гитлера (очень громко): Со всей ответственностью могу заявить, что под крышкой не вырезана карта изнанки мира и внутри не лежит подборка разбойничьих романов.

Фридрих Шиллер и Мартин Цайлер бросают гроб. Вслед за Шиллером (которого он считает поэтическим наставником, это следует дать понять зрителю) уходит и аль Умуи аль-Курайши. Получается так, что гроб несёт военная клика в полном составе и разрозненные защитники библиотеки. Мефодию Дёмину тяжеловато, хоть он и знает, что жонглировать гробом им придётся ещё долго (это следует дать понять зрителю). Александр Ипсиланти исторгает несколько гортанных звуков и военная клика поворачивается и пытается нести гроб в обратную сторону. Остальные силятся им противостоять. Каспар Хаузер начинает плакать, однако старается не дать повернуть гроб изо всех сил. Глаза Су Суна расширяются от усилия и в его лице проскакивают черты Гуан-Ди. Их шестеро противоборцев из которых двое – женщины. В военную клику входит четверо. Чаша весов склонилась в их сторону.

Фениус Филид: Золото, красное, медь, над коляской мрак,

Арки, ступени, крыльцо, леса

Сколько ж измыслено вами врак.

Если не хочешь читать – бросай.

Пламя свечи, стук колёсных пар,

Только уж очень болят глаза.

Книга не лучший на свете дар,

Если не хочешь читать – бросай…». В кухне совсем от Монахии голос Вестфалии. Девушка гасит, не хочет застигнутой. Сидит тихо и, что делает.

Сидели тихо и, что Зима не лёд. Ничего, теперь бедовать не станем, хрусты покамест имеются, так что брюхо как-нибудь набьём. Трегубый подстольник всякого пруссака неимана не выдаст, прудильник въедливый не съест. Тут другое. Пырялки на сто шагов надобно. Чтоб у каждого, да ещё шмелей-п. С ним и прочее раздобудем. Склад надо брать. Мне про один такой накапано воском-д, однако больно каритно его убурывают. Тут одним домино не сваландаешь. Ухо давить в номера почалим, в ночлежках буро и зубы скрипят, выспаться надо. Почти никто из четверых не любил, бывало буро, возражений не, к тому все пьяные. На другой поздно, некоторое похмеляться или. Вчерашний грабительский запал несколько, ещё после как, кто склад охраняет, однако нечего, пришлось на время решимость на укер усердия. Зима не лёд, выяснилось, уже распределил, Циклоп в овечьей шкуре сказал, обильно используя соответствующий (фартовый словник), пока не обеспечит себе, никакой склад волочить не, вообще собирается немедленно покинуть, покуда им не сделали утро доброе. Зима не лёд в, утро доброе ночью, оттого и называется, по поводу алиби возражать не. На прощание перекинулись уточняющими. Иди ухли, если что ухнешь. Смотри тут без меня не изнахраться. Не паскудь, не паскудь. Сам ракло, а туда же. Лавье стычет, а там ландыш грубо пахнет. Помимо на арго-ж, понимать в выколотой умели почти все, кроме мясников XIV-го, в туманных, в, несомненно, зашифровано разумное, ускользающее. Например переводя последнюю на обще, понятно, Зима не лёд: «Денег много, а там вагон с хорошим товаром». Спица в ловких пальцах, Зима не лёд и Купидон с тремя крылами против склада, втиснулся между хозяйственными и прочими промысловыми на Пустой, близ Спасской заставы, внимательно зексали и ухлили, кутались в забранные у старьёвщика с Маросейки. Приземистое, не высокое, из кирпича, пополам с неструганной и побуревшей от. Ворота ржавыми стальными. Наглухо заперты, обнадёжены амбарным. Влезть чрез и мыслить не. В воротах калитка для нужд, иной выходили. Охраняла пожилая супружеская, в недавнем отыграла золотую, следы ещё перед озираемыми. Спица в ловких пальцах остался, наниматься в противолежащую контору-склад по заточке ножей и топоров для городской бойни, неподалёку в Александровской. Метил на вакансию, к сей деятельности, по большей бездействию, люди неохотно, ночью наткнуться на разбросанные повсеместно, опасались, на голову топор, после точки подвешивались к, обходить контору три за ночь. Зима не лёд по своим, Купидона с тремя крылами на первое связным. Должен целый перемещаться от одного к другому, вызнавать как всё, справляться, не надо ли, передавать друг от друга необходимые. Циклопа в овечьей шкуре Купидон с тремя крылами в выколотой, позади общественной, раз за разом повторял, затеял ради обеспечения. В действии, намеревались демонстрировать сколько возможно большему, участвовало десять. Набрал из бывших актёров, литераторов и театральных постановщиков, спившихся и канувших в окрестность, посулив денег, некоторую часть (авансы) уже. Суть лавочки Циклоп в овечьей шкуре сам, как облечь в жизненные обстоятельства театральные умы, не пропивались. Вот что за. Четверо артистов несут гроб, по дороге с ними некоторые, нападения балдохов (настоял Циклоп в овечьей шкуре, знал, понравится людям, в случае чего и кхерхебам), разумеется попадут впросак и будут высмеяны честными окрестными, «морально-этического конфликта» куда нести на Ваганьковское или на Калитниковское (один из театральных, к слову сами не замедлили вступить в морально-этически-практическое, определяя между конечный, предстоит сделать артистам в пьесе. Один упирал, на Калитниковском Федя Шестаков, архитектор всея Руси и мастер московского ампира, второй, Шестаков не такой уж и, на Ваганьковском убитые чумой ваганты), Купидон с тремя крылами с удовольствием, мутузят друг друга, стал далее разъяснения Циклопа в овечьей шкуре; сцена с могильщиками, не захотят хоронить в христианской злодея из выколотой, будут наказаны скорбной. В гробу, разумеется, Циклоп в овечьей шкуре и до определённого действием крышка оставаться в открытом. После нападения ворон-людоедов, закроют, когда опустят в «символическую», изображать колышущееся чёрное полотно (Купидон с тремя крылами спросил у одного из театральных, на кой ляд полотну колыхаться, если изображает могилу, на что едва не полез в драку, ограничился бранью, из коей Купидон с тремя крылами, всё дело в, могила «символическая», как-то причастна «деструктивная кладбищенская действительность») за Циклоп в овечьей шкуре вылезет из, явится на склад, выставит вместе с товарищами по фартовому, возвратиться к поклону. Поскольку само и дорога из выколотой до Пустой (если точным, почти до дальнего её) и обратно, занять немалое, приблизительно час, Циклоп в овечьей шкуре намеревался выверить натуралистически, требовалось сочинить длинные о покойном, занять публику на этот. Речи увязаны с загадкой личности, загадывать и подогревать интерес на протяжении всего. Балдохи хотят отобрать тело, могильщики отказываются хоронить, какие-то тёмные личности подсылают ворон-людоедов, никто не стал бы тревожить ради обыкновенного патрикея. Речей намеревалось несколько, с противоречащими сведеньями (не всеми, ключевыми), на почве спор, на суд общественности новые подробности жизни и дел покойного, в результате к общей, через час и весь зрители не должны заскучать. Двое авторов над речами (помогали сочинять актёры), двое постановщиков как всё и советовались с Циклопом в овечьей шкуре, Купидон с тремя крылами посоветовал напоследок для пущего зрителей, коли хватит духу, назвать «Смерть Изамбарда», налепить с именованием несколько афиш (состряпав в виде почтовых конвертов, улестит самого, даст правдоподобие), проверять Спицу в ловких пальцах. По дороге засёк за которое достигнет, потом сообразуя с, Циклоп в овечьей шкуре на дело на извозчике, если попадётся болтливый, придётся. Скорее всего ударить в душу. По дороге думал, у Изамбарда всё же два, у Циклопа в овечьей шкуре один, шёл по Гончарной, оказался на Пустой, сообразил, во всё действия Циклоп в овечьей шкуре мёртвым. Нашёл Спицу в ловких пальцах на куче брёвен неподалёку от конторы, курившим папиросу, частые затяжки. Купидон с тремя крылами поморщился, спросил, всё ли у Спицы в ловких пальцах ловко. Нервически отвечал, ловко, сию ночь может не пережить. Оказалось, в то время как Купидон с тремя крылами надзирал за деятельностью Циклопа в овечьей шкуре, Спица в ловких пальцах ознакомление с обязанностью, осматривал вверяемую его ночному попечению контору-склад. В ней вся загвоздка, стало, отчего хозяева так, взяли сторожем первого попавшегося из выколотой или с Сухарёвки, пусть относительно прилично. Потом, спустя несколько, Купидон с тремя крылами случайно выведал, одним из хозяев (не хозяев, имевшего интерес с убойных) учреждения торговец древностями из Солькурска, любил и считал надёжным, когда с потолка что-либо по делу и без. Спица в ловких пальцах сказал, ему сказали, уже убило трёх ночных и четверо так обрезали ноги, похожи на цвергские копыта из «Вологодских епархиальных», однако поскольку копытами не, и ходить бедолаги не. Купидон с тремя крылами дождался, Спица в ловких пальцах докурит, сел рядом на брёвна, оба на дверь склада, вознамерились выставить. А ты не ходи в обходы, Купидон с тремя крылами. Покантуешься так, потом всё равно соскочишь. Да не выйдет не ходить. Там у них так всё хитро, сразу понятно, ходил в обход или нет. Я им и бирки задалать сперва побоялся. Какой-то Зоббург для сторожей, Купидон с тремя крылами. Помолчали. А может забаризанивают? Что забаризанивают? Ну что им проява встанет, если ты наекаешь. Вроде нет. Вроде одного сторожа за это пережарили, что он на этот им баки забил. А тебе самому кто на этот баки забил? Они же сами? Про то, что мрут у них, они сами, а про то, что филонить нельзя, старик из того склада. Нашего что ль? Ну да. Так он, значит, наружу казал? Да. Вышел, я думал за свайку подержаться, от старухи своей, а он постоял, снега пригоршню съел и со мной покалякал. Бугров своих калил, что они ему дров не привозят, а внутри зябко, хоть, говорит, порох жги. Помолчали. Через какое-то из оружейного жена, бабка с палашом через. Сняла, прикладом в снег, обрезанное шомполом, картечь (ох люта, тихо Спица в ловких пальцах), на двери точильной конторы, так некоторое, переместила на пацанов. Подобрались, ничего не, не совершили угрожающих. Старуха в них дольше чем в склад, потом дулом в сторону длившейся Пустой, в конце ящиками фургон на полозьях, некоторое на него, один резкий спиной, внутри своего, калитка за ней. Видал? – Спица в ловких пальцах. Видал. А что ещё скажешь, если и впрямь видал? Таких дубанов сразу не заленишь. Помолчали. Отворилась конторы от бойни, оттуда бородатая приказчика. Ты здесь что ль? – к Спице в ловких пальцах. Да чтоб на смену не запоздать. Ты это мне брось. Да привыкаю, привыкаю. Ну добро, добро. Приказчик весь наружу, через душу с рукоятями, шесть и по одному в каждой. Быстрыми все восемь в ворота оружейного, после лафово (как старуха), обратно в свой и захлопнул. Купидон с тремя крылами как-то не сразу, после сего разнёсшийся до того оглушительный утих. Видал? – Спица в ловких пальцах. А что, ладные ножички, Купидон с тремя крылами изобразил присвоить в запас. Пад, Спица в ловких пальцах. Почему пад? Ну смотри сам. Купидон с тремя крылами ещё некоторое на брёвнах, Спице в ловких пальцах про лавочку Циклопа в овечьей шкуре и стал собираться, намереваясь Зиму не лёд. Его, от многой ходьбы сегодня ныли, настиг в Подкопаевском, дальше везде. Зима не лёд, предупреждал нужных, склад с оружием на Пустой будет он и его чтоб никто до, зря не начал готовить после них, не оказался в одно с ними. Вместе с Купидоном с тремя крылами в пристроенный к «Утюгу» сарай, «Утюгом» не считался. Роились ударщики пантов. Приглашали, требовалось отбить хороший пант перед такими ушлыми, пантов в своей предостаточно, однако сарайные обмануть и их. Внутри сколоченная из ящиков, Изамбард в недавнем на площадь мандарины, перед в два длинные столы, за двое иерусалимцев, трое недавно отслушавших кукушку, одна известная, перед можно было запунцоваться, куклимщик, оборотень, двое фармазонов, кадет, за выговорил балдох, присмотрелся, каин, безродный чалдон с адамовым лыком, аристократ, делатель марок, мог оказаться девяткой, наводчики зрячий и трое тёмных, учтенный скачок, савотейный стрелец (спал пьяный), железный нос, приставучий ерикан, известный всей выколотой и двое затырщиков. Только необходимость правильно ударять, вместе всех. Зима не лёд аристократа, фармазонов и известную, стараясь, не кадет, Купидон с тремя крылами, вообще на его влез на подмосток, раз таковой, сразу, по три раза не, не боясь кадета и предполагаемого девятки. Всё равно не. Посетив сарай, на рынок, нескольким торговкам, тоже могли виды на нечто ангажируемому складу, заодно поели «собачьей». Пока и миски снегом, издали на старания Циклопа в овечьей шкуре, близко не, связным Купидон с тремя крылами, не Зима не лёд. Дорогой к балдошьей будке, короткой, Купидон с тремя крылами вкратце Зиме не лёд какой стук у Спицы в ловких пальцах. Надо ему тот ящик, в котором Циклоп в овечьей шкуре на бульваре, дать, тогда может топор и не убьёт, Зима не лёд. А с ножами как? Котелки чугунные надеть? Ладно, главное пусть ямину проноватей, а там остальное как-нибудь минует. Возле балдошьей, вывешен флаг на телескопической из медвежьей (значило, сегодня дежурным городовым Лохматкин, значило, медведя при участии единственно рук), как и обыкновенно помощник кхерхебов в низшем чине, рассыльным на мороз. Через него Зима не лёд сведенья кхерхебам. Не для упреждения на оружейном, порядка, почтительность, попался непонятливый. Бойся заудиться, ему Зима не лёд. Молчит и смотрит. Вот мазура несчастная, я тебя вдармовую не обыгрываю. Молчание. Ещё не шестнадцать, но сделается. Какая-то мысль по лицу. Убить жида хочешь? – помощник. Я тебя не в живозырку звать явился, Зима не лёд. Ударить по скрипухе хочешь? – невпопад он. Вот ведь слякотный марвихер. Ты вообще андычар разбираешь? Помощник осклабился. Андычар не порошка, разбираю немножко. Оно и видно чёрт тебе на гайтан. На цинке стоял? – Зима не лёд с иной стороны. Молчал. Ты вообще с дубовой иглой портняжил? – Купидон с тремя крылами. С нижайшей благодарностью недавно вышел, наконец вразумительное. Там в туза не харил? – не удержался от колкости Зима не лёд, понять, во внимание тупость. Было замахнулся, вспомнил, кто есть и хмуро. Взял бы я тебя за манишку, да руки коротки, пошёл в сторону «Каторги». Вечерело, туман делался особенно. В воздухе парило неизъяснимое, затевается какая-то крупномасштабная афера, втянуты все. В выколотой всегда чувствовались. Все начинали приглушённо, выпивать без, сообщить за что, уменьшалась криптостатистика побоев жён и марух, не так яростно милостыню и не так остро перчилась «собачья». Повсюду разливалось ощутимое непоправимого, хотя в выколотой почти всякий шаг едва поправим, чувствовалось только в преддверии эдакого. Зажигалось больше костров, Купидон с тремя крылами отправился прикупить колбасы, Зиме не лёд и Циклопу в овечьей шкуре что пожрать, возвратятся в номера, Зима не лёд оплатил на три. Спица в ловких пальцах должен ночью контору, мог к утру.